Забытые острова - Страница 5

В прохладный день насекомых нет, и после вчерашнего похода по пустыне хорошо посидеть на месте. Я устроился возле муравейника с полевым дневником, изредка поглядываю на странного муравья. А он все такой же, без движения, скрючившийся. Но лапки его уже не вздрагивают. Не последний ли сон сковал его тело?

Осторожно беру муравья пинцетом, кладу на ладонь, отогреваю, тщательно осматриваю, пытаюсь найти какие-либо признаки старости. Он такой гибкий, будто живой. И костюм его, как и у всех, сияет чистотой. Осторожно кладу его обратно. На него сразу же набрасывается кучка любопытствующих. Наверное, теперь от него пахнет чужим, моими руками. Вскоре кучка рассеивается. Но засоня не оставлен без внимания. Им начинают все больше и больше интересоваться, щупают усиками, челюстями массируют брюшко, голову, ротовые щупики. Кто знает, быть может, любопытствующие впервые видят своего сородича бездыханным и впервые в их маленькой головке рождается дополнение к инстинкту, крошечный опыт о жизни и смерти!..

Один большой муравей внимательно ощупал бездыханного, отполз в сторону, будто одумавшись, возвратился и снова стал гладить, щупать, переворачивать с боку на бок. И так три раза. Все сомневался, не мертв ли. Наконец, схватил за усик, потащил, но бросил. А время идет. Солнце все сильнее просвечивает сквозь пелену облаков, члены тела муравья уже не такие гибкие, как прежде, и уже нет ни у кого сомнения, что бедняга мертв. Рослый муравей-рабочий, быть может, тот самый, не раздумывает: грубо и решительно хватает за усик ношу и тащит ее во вход муравейника на съедение.

Отшельники

Холодный ветер гонит над пустыней серые тучи. Они медленно вползают на далекие потемневшие горы и, переваливая за хребет, скрываются в свинцовом мраке. Из-под ног с голой земли, усыпанной камнями, поднимаются облака пыли. Ветер подхватывает их и развевает по сторонам. Пустыня, большая, сухая и безмолвная, будто замерла в суровом молчании.

Какая унылая весна! Может быть, ветер разгонит тучи, и тогда все станет по-другому. Но тучи будто с каждой минутой опускаются ниже. Все замерло. Сколько ни вглядывайся в сухую землю, везде пусто. Вон только у кустика солянки копошатся муравьи-жнецы. Я рад им — хоть есть что-то живое.

Муравьи очень заняты, как всегда, суетливы. Пока в почве есть влага, усиленно строят камеры. На блестящем черном одеянии жнецов сверкают изящные серебристые волоски. Трудятся главным образом малыши. Больших грузных и большеголовых солдат нет. Впрочем, вот один возвращается в гнездо, останавливается, чистит усы: голая пустыня, без урожая, и пока нет никакого смысла тратить время на разведку.

Серый паучок, будто опасаясь открытого пространства, стремительно перебегает от камешка к камешку. Он держит путь прямо к муравейнику. Не добежал до него немного, остановился, затаился, замер. Может быть, лень бежать дальше в такой холод или почуял недоброе: с дружными муравьями опасно связываться.

Муравьи без конца выносят в челюстях комочки земли, бросают и спешат обратно за новым грузом. Когда я делаю резкое движение, те, кто у входа, замирают, вытягивают усики, обнюхивают воздух. Сзади их подталкивают носильщики: кто тороплив, бросает ношу тут же, у входа, и скрывается в темноте подземного жилища. Некогда принюхиваться, вон сколько работы!

Серый паучок оказался лукавым. Нет, он не испугался, не заснул и не случайно остановился вблизи муравейника. К камешку с затаившимся в засаде хищником приблизился не подозревающий об опасности муравей. Молниеносный прыжок — добыча схвачена, и помчался удачливый охотник прочь от муравейника, юркнул под камень. Уж не потому ли так осторожны те, у входа, с вытянутыми усиками?

Под камнем я вижу несколько мертвых муравьев. Внимательно рассматриваю землю вокруг муравейника, приподнимаю другие камни и под многими из них нахожу серых паучков с умерщвленной добычей. Так вот, оказывается, какой у вас коварный промысел! Напасть потихоньку, схватить и спрятаться под камень, чтобы никто не заметил.

А ветер все крепчает, налетает порывами, несет по пустыне мелкие камешки и шелестит солянками. Серые тучи совсем опустились и почти закрыли почерневшие горы. Редкие капли дождя ложатся темными пятнышками на сухую и холодную землю пустыни.

Ласточки и овцы

Правильно ли утверждение, что ласточки летают над самой землей только перед дождем? Неправильно! Вот уже второй день я не вижу ласточек в небе. Все они кружатся над самой землей, прижимаются к ней, едва не задевая за травы, а на небе уже нет туч, и ясное солнце освещает весеннюю зеленую пустыню. Третий день дует свирепый северный ветер, и мы страдаем от него. Он раскачивает во все стороны роскошные ферулы, пригибает к земле серебристые метелки ковылей, а палатка наша беспрестанно вздрагивает: то вздувается пузырем, то сожмется и хлопает по голове.

Ветер холодный, нудный — скорее бы кончился. Замолкли жаворонки, будто их здесь никогда и не было. Иногда какая-нибудь пичужка поднимется в воздух, но ее ветер метнет в сторону и бросит к земле. Все насекомые спрятались под кустами, забились в щелки, скрылись; при таком ветре не поднимешься в воздух — вмиг унесет невесть куда. Ласточкам хуже всех. Они голодают в безуспешных поисках пищи.

Вчера, в первый день непогоды, ветер угомонился к концу дня, и, хотя солнце стало заходить, выползли на траву насекомые, и радостно защебетали птицы.

Сегодня солнце садится за дальние горы, а ветер не стихает ни на минуту. Всю ночь напролет дрожит палатка и хлещет по спальному мешку. И утром также мечутся от ветра травы. В ожидании хорошей погоды истощилось терпение, мы покидаем цветущую долину в пустыне и едем дальше.