Не всегда кобылки вели себя одинаково. Одни из них относились с предубеждением к первому комарику, затем, разобравшись, в чем дело, рьяно принимались за еду. Другие, будто опытные гурманы, тотчас же набрасывались на угощение. Кое-кто в испуге отскакивал в сторону, если комарик еще подавал признаки жизни, трепыхал крыльями и взмахивал ножками, в то время как у других от этого еще сильнее разыгрывался аппетит. И различали кобылки еду по-разному: близорукие, вернее сказать, «близколапые» опознавали подсунутого комарика только у самой головы, тогда как опытные и «длиннолапые» замечали добычу едва ли не за пять сантиметров. Видимо, опыт и аппетит сказывались на поведении.
Кобылки прусы вообще отъявленные обжоры и поэтому не случайно иногда, появляясь в массе, повреждают растения, в том числе и возделываемые человеком.
Как же относятся к этой необычной еде другие кобылки? Кобылки пустынницы сфингонотусы тоже охотно принимались свежевать добычу. Никто не отказывался от необычной еды. Но самыми отъявленными все же остались многочисленные прусы. Не спеша, но деловито, они собрались возле меня большой группой, и уж потчевать их пришлось с большой поспешностью, вываливая из сачка добычу целыми кучами.
В общем все кобылки оказались любителями разнообразить меню, и, несмотря на установившуюся за ними репутацию незыблемых вегетарианцев, никто не отказывался от комариков-звонцов. А почему бы и не так! На земле всюду валялись их трупики, и стоило ли пропадать добру попусту!
Приловчившись кормить кобылок, одной из них на прощание я преподнес муху. Она тоже пошла в дело и, перемолотая, исчезла.
Прежде чем уехать с полуострова Байгабыл, я фотографирую паучков, выбрав куст тамариска, сильно обвитый паутиной и облепленный комариками. На этом кусту я застал трех прусов. Они прилежно и не спеша лакомились комариками, попавшими в паутину, и, судя по всему, занимались этим промыслом издавна и с большим успехом. Вот так!
Забегая вперед, скажу, когда я приехал в город и рассказал о хищнических наклонностях кобылок одному энтомологу, он решительно заявил:
— Нет, не могу этому поверить! В ваши эксперименты, коллега, вкралась какая-то ошибка.
— Ну почему ошибка? — стал я возражать. — Посмотрели бы вы своими глазами, с какой охотой кобылки едят звонцов.
— Нет, тут не обошлось без какой-то каверзы, — упрямо бубнил энтомолог. — Необходимы еще дополнительные наблюдения, точные факты, контрольные подсчеты, чтобы исключить субъективизм исследователя. Не могут так себя вести растительноядные насекомые.
Какая сильная логика: «Не может быть, потому что не может быть!»
Так и расстались мы, оставив друг друга в недоумении. Да, укоренившиеся и стандартные представления трудно поколебать.
Между длинным полуостровом Байгабыл, на котором мы пробыли несколько дней, и коротким и широким полуостровом Балай озеро глубоко прорезает берег узким заливом Балыктыколь, что в переводе означает «рыбный». По его середине почти от самого начала залива тянутся один за другим мелкие острова — настоящий архипелаг. У выхода залива, почти против поселка Каракумы, в котором сейчас находится рыбозавод «Алгазинский», расположен последний остров архипелага. Местные жители его называют «Шайтанарал», то есть остров Дьявола. Все остальные острова объединены общим названием Абдыкарал.
С самого угла залива Балыктыколь мы и начали посещение архипелага, с первого и крошечного острова. Он оказался большим гранитным монументом, с одной стороны обросшим зеленым тростничком. Здесь жила только пара воронов, опекавшая единственного вороненка. Птенец еще не умел летать, нелепо раскрыв клюв, испуганно смотрел на меня, помахивая жиденькими крыльями.
На этом островке любили отдыхать бакланы. На светлом граните они оставили множество «визитных карточек».
Второй островок выглядел округлым и зеленым холмом. Он зарос селитрянкой и терескеном. Эти два вида кустарничков преобладают здесь. С одной стороны к острову примыкал участок зеленого тростника. Островок диаметром около семидесяти метров был густо заселен птицами. В камнях гнездились три пары галок. На большом кусту селитрянки находилось большое, сложенное из палок гнездо серой цапли. С десяток серебристых чаек подняли страшную панику, а их бедные пуховички моментально покинули остров и отправились плавать. Перепуганные общей паникой, вылетели из гнезд несколько молоденьких галчат. С громкими негодующими криками выскочила из-под камней пустельга. Все это общество пернатых относилось терпимо друг к другу.
Наш мотор приготовил сюрприз. При заводке деревянная ручка на застрявшей во флянце веревке, раскрученная затарахтевшим двигателем, с силой ударила меня по плечу, а затем по пальцам левой руки. На плече оказались две кровоточащие ссадины, а два пальца руки мгновенно опухли и посинели. Поход по острову был испорчен.
На следующий день плывем на другой островок, тоже в бордюре зеленых тростничков. Недалеко от него мель, едва показавшаяся из-под воды. На ней сидели чайки, выстроившись аккуратной цепочкой. Но едва наш «Пеликан» приблизился к берегу, чайки, покинув косу, обеспокоенные, улетели на свой островок. А дальше все происходит как обычно: чайки взвиваются над островком, кричат, серые их птенчики бросаются в воду. Беспокоясь за их судьбу, я вынужден поспешно обойти островок и ретироваться. На нем главные хозяева — серебристые чайки, колония галок и две пустельги. Только одна пара! Хищникам не полагается селиться близко друг к другу.