Забытые острова - Страница 18

Почва солончака влажна, она прочно прилипает к лопатке. Чем глубже, тем влажнее земля, на глубине тридцати сантиметров она почти мокрая. Под маленьким холмиком выброса земли, оказывается, есть очень узкий, рыхлый ход, забитый землей. Чтобы его проследить и не потерять, пришлось вскопать десяток подземных жилищ таинственного незнакомца, и попусту: во всех ход потерялся.

Поиски подземного жителя солончаков утомляют своим однообразием и неудачами. Хочется их бросить и пойти к биваку. Но приходится брать себя в руки и трудиться. Одна из едва заметных норок на глубине около сорока сантиметров все же заканчивается каморкой, в которой я вижу крохотную, около сантиметра, жужеличку, светло-желтую, с темными продольными пятнами на крыльях. Она недовольна тем, что ее глубокая, сырая темница вскрыта: энергично работая коротенькими ножками, пытается убежать. Я ловлю ее и с любопытством разглядываю. Меня поражает, как такая крошка, не обладая никакими особенными приспособлениями, смогла выбросить наружу столько земли, вес которой примерно в тысячу раз больше веса усердного землекопа. И для чего понадобилось так глубоко зарываться в эту совершенно бесплодную землю? Чтобы отложить яички? Но тогда чем же будут в этой соленой земле питаться ее личинки? Или, быть может, влажная почва солончака кишит неведомой нам разной живностью, микроскопически маленькими червячками или личинками водных животных, насекомых, которые оживляются только ранней весной, когда солончаковое пятно становится временным озером?

Белое безмолвие

Утром отправляюсь в поход по пустыне, перехожу с холма на холм и вдруг вновь набредаю на обширный солончак. Он сверкает на солнце. Белая площадь солончака мертвая, но вся в мелких бугорках. Теперь знаю: хозяева норок — крохотные жужелички. Вот еще кучки земли, но они другие — из катышков диаметром два-три миллиметра. Возле каждой кучки располагается аккуратный вход в норку. Он строго вертикален: травинка, опущенная в него, не изгибаясь, легко проходит прямо вниз. Таких норок немало. Но выброс почвы разный: или две кучки, расположенные рядом по обе стороны входа, или одна большая кучка в стороне, обязательно на запад.

Придется поискать хозяина норок. Пока я рою землю, таинственный незнакомец показывается во входе. Но поддеть его лопаткой не удается: уж очень мгновенна его реакция на опасность — он быстро падает на дно своего подземелья. На глубине более полуметра вижу обитателя норки. Это забавная, как всегда, горбатая, с толстой мозолью на спине и с длинными кривыми и острыми челюстями личинка жука-скакуна.

В норках с разными выбросами земли как будто обитают одинаковые личинки. Но кто знает?! Быть может, они принадлежат разным видам или в такой мелочи поведения проявляется характер будущих самок и самцов жуков?

Какую добычу ловят личинки скакунов в своих норках, когда вокруг голая и мертвая, белая, покрытая солью земля?!

Возле кучки светлой земли из мелких катышков замечаю прочную черную дверку, вылепленную из глины. Она наглухо прикрывает вход в жилище. На дне его вижу перепуганного моим неожиданным вторжением светлого сверчка. Он приятно «поет». Ученый, впервые его описавший, назвал этого обитателя пустынь по-латыни одикус, что означает «сладкозвучный».

Сверчок нашел здесь спокойное место, чтобы в выстроенном им жилище завершить в полном покое важное дело — сбросить старую шкурку и облачиться в новую. Мысленно извиняюсь перед ним: на такое злодеяние не особенно приятно решиться, но надо открывать секреты жизни своих находок.

Вот еще кучки из мельчайших комочков земли. Возле них с трудом нахожу крохотное отверстие. Оно ведет в извилистый ход, соломинку в него не протолкнешь. Ход, оказывается, ведет сразу в большую камеру и далее продолжается от нее узеньким отнорком, в котором я вижу маленького черного и блестящего муравья-жнеца.

Он поспешно хватает свое сокровище — единственную личинку и мчится с нею, пытаясь избежать страшной катастрофы. Мне все понятно: здесь зачаточный муравейник самки муравья-жнеца с одной первой помощницей. Она пришла сюда, на соленую площадь, подальше от многочисленных врагов. Ей, бедняжке, было нелегко совершать долгий путь за добычей на далекий зеленый берег. Не буду искать самку-основательницу, оставлю в покое, быть может, ей удастся основать большую семью.

Покидая белое дно бывшего озерка, думаю о том, что, наверное, еще немало обитателей живет здесь скрытно и незримо.

Подземная история

Едем дальше и вскоре попадаем в царство обширных, уже высохших такыров. Делаем остановку возле небольшой рощицы саксаула.

Радуюсь возможности побродить по такыру. Весь такыр в небольших многоугольничках, разноугольных площадочках размером с ладонь. На них странные продолговатые ямки, все направленные слегка углубленным концом в одну сторону. Видимо, ранней весной, когда поверхность такыра была влажной, здесь прошел дождь с крупным градом и сильным ветром. Каждая градинка, падая, оставила после себя след.

Увлекся разгадкой странного рисунка такыра и не заметил, что по самому его краю тянутся полосой мелкие кучечки земли. Кто-то рыл норки. Но почему только по краю? И на такыре кое-где видны округлые, иногда неправильной формы маленькие и большие пятна слегка темноватой поверхности, окруженные слабым светлым валиком. Они сплошь усеяны крошечными кучечками темной земли. Рядом с ними голый такыр, и на нем никаких следов жизни.

Внимательно разглядываю одно из таких пятен, случайно опираюсь на него палкой и едва не падаю: моя палка легко и быстро погрузилась в почву едва ли не на полметра, потонула в полужидкой и черной грязи, прикрытой тонкой сухой корочкой. Я поражен необычным превращением твердого, как камень, такыра и начинаю внимательно обследовать остальные пятна. Да, везде там влажная и топкая земля, черная, как смоль, с резким запахом сероводорода — типичная лечебная грязь; ниже ее светлая, но обильно пропитанная водою почва.